Как ты кротка, как ты послушна,
Ты рада быть его рабой,
Но он внимает равнодушно,
Уныл и холоден душой.
А прежде... помнишь? Молода,
Горда, надменна, и прекрасна,
Ты им играла самовластно,
Но он любил, любил тогда!
Мы любим дом,
Где любят нас.
Пускай он сыр, пускай он душен.
Но лишь бы тёплое радушье
Цвело в окне хозяйских глаз.
Я наравне с другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляет слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.
Ты говоришь, что я дремлю,
Ты унизительно хохочешь.
И ты меня заставить хочешь
Сто раз произнести: люблю.
Твой южный голос томен. Стан
Напоминает стан газели,
А я пришёл к тебе из стран,
Где вечный снег и вой метели.
Я был смущённый и весёлый.
Меня дразнил твой тёмный шёлк.
Когда твой занавес тяжёлый
Раздвинулся — театр умолк.
Живым огнём разъединило
Нас рампы светлое кольцо,
И музыка преобразила
И обожгла твоё лицо.
Что хорошего в июле?
Жуткая жара.
Осы жалятся как пули.
Воет мошкара.
Дождь упрямо избегает
тротуаров, крыш.
И в норе изнемогает
полевая мышь.
"С Новым годом!" Как ясна улыбка!
"С Новым счастьем!" - "Милый, мы вдвоём!"
У окна в аквариуме рыбка
Тихо плещет золотым пером.
Мечтательно-возвышенный,
Стыдливый и простой
Мотив, когда-то слышанный,
Пронёсся надо мной.
Стою я очарованный,
Не плача, не дыша,
И грёзой заколдованной
Наполнилась душа.
Любил я в детстве сумрак в храме,
Любил вечернею порой
Его, сияющий огнями,
Перед молящейся толпой:
Любил я всенощное бденье,
Когда в напевах и словах
Звучит покорное смиренье
И покаяние в грехах.
В домотканом, деревянном городке,
Где гармоникой по улицам мостки,
Где мы с лётчиком, сойдясь накоротке,
Пили спирт от непогоды и тоски;
На сотни вёрст, на сотни миль,
На сотни километров
Лежала соль, шумел ковыль,
Чернели рощи кедров.
Как в первый раз я на неё,
На Родину, глядела.
Я знала: это всё моё —
Душа моя и тело.
Пахнет полем воздух чистый...
В безмятежной тишине
Песни птички голосистой
Раздаются в вышине.
Есть у ней своя подруга,
Есть у ней приют ночной,
Средь некошенного луга,
Под росистою травой.
Казалось, было холодно цветам
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.
Не тишина и не теплица, -
дыханье свежее с высот.
С его страниц,
как говорится,
сама живая жизнь поёт.
Не при свече, -
при солнце ярком,
сердца которым зажжены,
стихи становятся подарком
ещё не слыханной цены.
Солнцем обрызган целый мир,
Празднично блещет улица.
После
утренней тьмы
квартир
Люди стоят
и щурятся.
Сдвинься, попробуй, —
не хватит сил,
И у подъездов,
Аскбука литературы, 2012—2020.
